Подкидные дураки

Рассказ начинается в угнетённой атмосфере дождливого питерского утра. Ракитников, служащий, просыпается с тяжёлым похмельем и ощущением моральной грязи. Он обнаруживает, что заснул прямо в одежде: грязные брюки, засученный рукав, мятый пиджак — всё говорит о вчерашнем позоре. Его охватывает тошнотворное чувство стыда и внутренней проплёванности, куда тяжелее физической боли.

Он медленно вспоминает вчерашний вечер: после службы встретил «приятелей», заговорили об обеде с водкой, пошли пить, есть осетрину, слушать оглушающий оркестр. Затем — бар, пиво и раки, сквернословие, трепушки-проститутки, дешёвые разговоры. За стол подсел незнакомец в форменной фуражке, попросил карандаш, исчез — и Ракитников вместе с другими бросился трясти и почти душить его, требуя вернуть пропажу. Началась суматошная драка; они выкатились все вместе на улицу, под крики извозчиков. На этом память обрывается.

Утро наполняется тяжёлой, вязкой тоской. Ракитников пытается отогнать мысли, но его накрывает ощущение, что жизнь перечёркнута «рачьей слизью». Он курит одну за другой папиросы, моется, пытается привести себя в порядок, но внутри — рассыпающееся чувство ничтожества и одиночества. После разрыва с женой дыра внутри стала особенно глубокой: пустые вечера, грязная комната, неряшество, беспризорность — всё это давит. Он почти боится, что докатится до животного состояния.

От отчаяния он бродит по квартире, пытаясь услышать человеческий голос. На кухне слышит, как кухарка Гренадерова пересказывает соседке вчерашний его пьяный приход: красная морда, рукав засучен, угрозы и ругань. Это добавляет жгучего стыда. В коридоре его окликает одинокая соседка Лисина — жалкая, пудрящаяся, живущая в полуразбитой комнате. Она приглашает его на чай, и Ракитников, измученный, соглашается. Он пьёт горячий чай, слушает её бесконечные жалобы и странные истории о бывшем муже-актёре, который обучал мышь и тараканов. Комната темнеет от дождя; Лисина начинает слегка кокетничать, но Ракитников, почувствовав неловкую ситуацию, поспешно уходит.

Он ложится и засыпает. Во сне ему является болотце под пепельным, «предконечным» небом, пустая гнилая лодка, в которой «никого нет» — символ заброшенности. Этот сон добивает его. Он просыпается в ещё более глубокой тоске: даже во сне нет тепла и слёз. Ракитников начинает ходить по комнате, покачиваясь, и подходит к страшному вопросу: зачем жить? Зачем продолжать? Ответа нет. Он видит в стене старый крюк и впервые допускает мысль о самоубийстве.

Он мучительно вспоминает всю свою жизнь, особенно — отношения с женой, Людмилой Сергеевной. Когда-то они были молоды, свободны, счастливы: катались на лодке в разливе Днепра, пекли картошку на островке, любили друг друга без оглядки. Всё было ярко, открыто, юно. После войны они переехали в Питер, начали семейную жизнь, завели дом, быт. И Ракитников не заметил, как радость ушла. Жена угасла от равнодушия, он — от привычки и лжи. Он стал пить, искать женщин, лгать, распыляться. А она — тихо, терпеливо, до поры — несла всё. Пока однажды не села утром на край кровати и не произнесла тусклым голосом: «Я от тебя ухожу». И ушла.

Оставшись в одиночестве, герой постепенно докатился до нравственного разложения. И теперь — в это воскресенье — он стоит у черты. Всё в комнате гудит от дождя, фонарные отсветы ползут по стенам, в голове пусто и темно. Он берёт верёвку, делает петлю… но тут слышит, как сосед — профессор Прищемихин — возвращается и ворчит. Ракитников словно цепляется за этот звук. Он идёт к профессору, почти как утопающий.

Прищемихин — человек странный, шумный, одержимый своими теориями. Он мгновенно начинает читать длинную лекцию о морали, распределении, энергии, круговороте элементов и геохимии. Его научная тирада о том, что человек — всего лишь «кислородное вещество, богатое углеродом», доводит Ракитникова до отчаяния. Герой спрашивает: «Для чего я живу?» Профессор отвечает потоками научных объяснений о роли человечества как «геологической силы», о давлении жизни, о круговороте углерода. Но Ракитникову сейчас всё это невыносимо. Он говорит прямо: «Меня интересует одно — повешусь я сегодня или нет».

Профессор, вспылив, неожиданно предлагает простое: если в городе лимит самоубийств «исчерпан», Ракитников всё равно не повесится. И добавляет почти буднично: «Бросьте глупить… Идите лучше ко мне сыграем в подкидные дураки». Эта нелепая фраза, её человеческая простота и бытовая теплота пробивают брешь в отчаянии героя.

Ракитников возвращается к себе. Он уже не может взяться за петлю: внутри сдвинулось что-то важное. Он чувствует ужас от собственной «игры», от театра отчаяния, который разыгрывал перед собой и профессором. Дрожащими руками он рвёт верёвку и садится писать письмо Людмиле Сергеевне — не чтобы вернуть её, а чтобы признаться в любви и попросить лишь одного: не отвернуться, увидеть его ещё раз, «в память того вечера на островке». Письмо выходит неровным, с кляксами, но искренним.

Когда он заканчивает, за дверью звучит голос профессора:
— Ну как? Обойдёмся сегодня без дураков?
Ракитников отвечает:
— Нет-нет, профессор, сейчас… Иду.

На этом рассказ завершается: жизнь Ракитникова не решена, но он сделал первый шаг — вышел из мрака к человеку.