Старец Сысой

Старец Сысой появляется в повести лишь в одном эпизоде монастырской главы, но именно этот эпизод становится поворотным в монастырской истории Ивана Флягина. Лесков вводит его в момент смятения: Флягина, по послушанию поставленного «напереди у решетки для возжигания свеч», во время службы одолевает привычное ощущение, что его снова тревожат и дразнят невидимые «пострелята». Он роняет свечи, ударяется затылком о подсвечник, а затем, раздражившись, уже намеренно сбивает остальные огоньки. Для монастыря это выглядит как грубое нарушение благочиния: Ивана собираются отдать под суд за устроенный беспорядок у иконы «Спас на водах».

В этот момент и вступает в повествование схимник, «слепенький старец Сысой», живущий в земляном затворе. Он не оправдывает Ивана в обычном житейском смысле, но и не допускает его рассмотрения как простого нарушителя дисциплины. Сысой говорит решительно: «За что вы его будете судить, когда это его сатанины служители смутили» — и тем самым переводит произошедшее в плоскость духовной брани, а не простой монастырской провинности.

Игумен прислушивается именно к этому слову. Вместо конфликта и официального суда он выбирает другое решение: Флягина без суда опускают в пустой погреб. Для внешнего глаза это выглядит как суровое наказание, но в контексте Лескова погреб становится пространством уединения и внутреннего труда: Иван проводит там целое лето «до самых заморозков», слышит церковный звон, общается с братией, а отец казначей поручает ему молоть соль на жернове, опущенном к нему на верёвке.

Дальнейшие события — пророческие речи Флягина в погребе, перевод в пустую избу на огород, образ «Благое молчание», молитвенное молчание и приглашение лекаря, призванного отличить простую экзальтацию от подлинного предсказания, — уже развивают ту линию, которую Сысой косвенно открыл своим единственным заступническим словом. Старец больше не появляется в тексте, но именно его “взгляд” позволяет увидеть в Флягине не просто «виноватого», а человека, вовлечённого в серьёзное духовное испытание.

Через фигуру Сысоя Лесков показывает особое измерение монастырской жизни. Это не строго административное руководство, как у игумена, и не чудесные видения, которые будут позже, а тихое, выстраданное «внутреннее зрение» старца, умеющего различать за внешней неловкостью действие иных сил. Он не воспитывает Ивана наставлениями, не ведёт его по жизни, но его единственное слово меняет интонацию всего отношения к Флягину: вместо простого наказания появляется забота о душе, которую бесы «смутили» и которая требует не расправы, а духовного врачевания.

Поэтому, несмотря на краткость появления, старец Сысой занимает важное место в композиции «Очарованного странника». Он первый в монастырской главе повести показывает, что путь Ивана отныне будет читаться как путь человека, живущего под знаком невидимой борьбы, и что любые внешние события — от погреба до иконы «Благое молчание» и встречи с лекарем — должны рассматриваться в перспективе этой глубинной духовной драмы, а не только как цепь дисциплинарных мер.